До того, как эпилепсию стали считать неврологическим заболеванием, люди считали, что она вызвана луной или мокротой в мозгу. Они осуждали судороги как свидетельство колдовства или одержимости демонами и убивали или кастрировали больных, чтобы не дать им передать испорченную кровь новому поколению.
Сегодня мы знаем, что эпилепсия – это болезнь. В целом принято считать, что человек, совершивший дорожно-транспортное происшествие со смертельным исходом во время припадка, не должен быть обвинен в убийстве.
«Это хорошо», — говорит нейробиолог из Стэнфордского университета Роберт Сапольски . Это прогресс. Но впереди еще долгий путь.
После более чем 40 лет изучения людей и других приматов Сапольски пришел к выводу, что практически все человеческое поведение находится за пределами нашего сознательного контроля, как судороги, деление клеток или биение нашего сердца.
Это означает признание того, что человек, стреляющий в толпу, имеет не больше контроля над своей судьбой, чем жертвы, оказавшиеся не в том месте и не в то время. Это значит относиться к пьяным водителям, которые наезжают на пешеходов, так же, как к водителям, у которых случается внезапный сердечный приступ и которые выезжают за пределы своей полосы движения.
«Мир действительно испорчен и стал намного, гораздо более несправедливым из-за того, что мы вознаграждаем людей и наказываем людей за вещи, которые они не могут контролировать», — сказал Сапольски. «У нас нет свободы воли. Перестаньте приписывать нам то, чего нет».
У нас нет свободы воли. Перестаньте приписывать нам то, чего нет.
— Стэнфордский нейробиолог Роберт Сапольски
Сапольски, обладатель «гениального» гранта Макартура , прекрасно осознает, что это необычная позиция. Большинство нейробиологов считают, что люди обладают хотя бы некоторой степенью свободы воли. То же самое делают большинство философов и подавляющее большинство населения в целом. Свобода воли важна для того, как мы видим себя, она порождает удовлетворение от достижений или стыд от того, что мы не поступаем правильно.
Сказать, что у людей нет свободы воли, — отличный способ начать спор. Отчасти именно поэтому Сапольски, который описывает себя как человека, «в основном не склонного к межличностным конфликтам», отложил написание своей новой книги «Решимость: наука о жизни без свободы воли».
У 66-летнего Сапольски кроткое поведение и борода цвета Джерри Гарсиа. На протяжении более трех десятилетий он избегал академической политики, чтобы изучать бабуинов в сельских районах Кении в течение нескольких месяцев каждый год.
Роберт Сапольски сидит с павианом во время полевых исследований, 1980-е годы.По его словам, анализ человеческого поведения через призму какой-либо отдельной дисциплины оставляет место для возможности того, что люди сами выбирают свои действия. Но после долгой междисциплинарной карьеры он чувствует, что интеллектуально нечестно писать что-либо кроме того, что он считает неизбежным выводом: свобода воли — это миф, и чем скорее мы это признаем, тем более справедливым будет наше общество.
Книга «Решительно», которая выходит сегодня, основана на бестселлере Сапольски 2017 года «Поведение: биология человека в наших лучших и худших проявлениях», получившем книжную премию Los Angeles Times и множество других похвал.
В книге анализируются нейрохимические влияния, влияющие на поведение человека, анализируя от миллисекунд до столетий, предшествующих, скажем, нажатию на спусковой крючок или суггестивному прикосновению к руке.
«Решительный» идет еще дальше. Если ни один нейрон или отдельный мозг не могут действовать без влияния факторов, находящихся вне его контроля, утверждает Сапольски, то не может быть никакого логического места для свободы воли.
Многие люди, даже поверхностно знакомые с биологией человека, могут с этим согласиться — до определенного момента.
Мы знаем, что принимаем худшие решения, когда голодны, напряжены или напуганы. Мы знаем, что на наш физический облик влияют гены, унаследованные от далеких предков, а также здоровье нашей матери во время ее беременности. Многочисленные доказательства указывают на то, что люди, выросшие в домах, наполненных хаосом и лишениями, будут воспринимать мир иначе и делать другой выбор, чем люди, выросшие в безопасной, стабильной и богатой ресурсами среде. Многие важные вещи находятся вне нашего контроля.
Но типа — всё? У нас нет значимого контроля над выбором карьеры, романтических партнеров или планов на выходные? Если вы прямо сейчас протянете руку и возьмете ручку, было ли даже это незначительное действие каким-то образом предопределено?
Да, говорит Сапольски, как в книге, так и бесчисленным студентам, которые задавали тот же вопрос во время его занятий. То, что студент воспринимает как решение взять ручку, предшествует путанице конкурирующих импульсов, находящихся вне его или ее сознательного контроля. Возможно, их обида усилилась из-за того, что они пропустили обед; возможно, они подсознательно вызваны сходством профессора с раздражающим его родственником.
Затем посмотрите на силы, которые привели их в кабинет профессора, чувствуя себя уполномоченными оспорить свою точку зрения. У них, скорее всего, были родители, которые сами имели высшее образование и скорее принадлежали к индивидуалистической культуре, чем к коллективной. Все эти влияния тонко подталкивают поведение предсказуемым образом.
Возможно, у вас был невероятный опыт разговора о предстоящем походе с другом, но позже вы обнаружили рекламу палаток в социальных сетях. Ваш телефон не записал ваш разговор, даже если вам так кажется. Просто коллективная запись ваших лайков, кликов, поисковых запросов и репостов рисует настолько подробную картину ваших предпочтений и моделей принятия решений, что алгоритмы могут предсказать — часто с пугающей точностью — что вы собираетесь делать.
«Нечто подобное происходит, когда вы берете эту ручку», — говорит Сапольски. К этой ручке вас привело так много факторов, выходящих за пределы вашего сознательного понимания, что трудно сказать, насколько вы вообще «решили» взять ее в руки.
Сапольский вырос в семье ортодоксальных евреев в Бруклине и был сыном иммигрантов из бывшего Советского Союза.
Биология привлекла его рано — в начальной школе он писал фанатские письма приматологам и задерживался перед чучелами горилл в Американском музее естественной истории — но религия формировала жизнь дома.
По его словам, все изменилось за одну ночь, когда он был подростком. Пока он боролся с вопросами веры и идентичности, его поразило прозрение, которое не давало ему уснуть до рассвета и изменило его будущее: Бог нереален, нет свободной воли, и мы, приматы, в значительной степени предоставлены сами себе.
«Это был своего рода важный день, — сказал он со смехом, — и с тех пор он был неспокойным».
Скептики могли бы воспользоваться этим, чтобы опровергнуть его аргументы: если мы не свободны выбирать свои действия или убеждения, как мальчик из глубоко религиозной консервативной семьи может стать самопровозглашенным либеральным атеистом?
Изменения всегда возможны, утверждает он, но они происходят под воздействием внешних стимулов. Морские слизни могут научиться рефлекторно отступать от удара электрическим током. По тем же биохимическим путям люди изменяются под воздействием внешних событий так, как мы редко предвидим.
Представьте себе, предлагает он, группу друзей, которая идет посмотреть биографический фильм о вдохновляющем активисте. На следующий день один подает заявку на вступление в Корпус мира. Один поражается прекрасной операторской работой и записывается на курсы кинорежиссуры. Остальные раздражены тем, что не посмотрели фильм Marvel.
Все друзья были готовы отреагировать так же, как и тогда, когда сели смотреть. Возможно, у кого-то из-за столкновения с другой машиной на подъезде к нему поднялся адреналин; возможно, другой был в новых отношениях и переполнен окситоцином, так называемым гормоном любви. У них были разные уровни дофамина и серотонина в мозгу, разное культурное происхождение, разная чувствительность к сенсорным отвлекающим факторам в театре. Никто не выбирал, как на них повлияет стимул фильма, больше, чем морской слизень «решил» поморщиться в ответ на толчок.
Для сторонников детерминизма — веры в то, что человек в любой ситуации не может поступить иначе, чем он действовал — можно только приветствовать научную защиту Сапольского.
«То, кем мы являемся и что мы делаем, в конечном итоге является результатом факторов, находящихся вне нашего контроля, и из-за этого мы никогда не несем моральной ответственности за наши действия в том смысле, что это сделало бы нас действительно заслуживающими похвалы и порицания, наказания и вознаграждения», — сказал Грегг Карузо, философ из SUNY Corning, который читал первые черновики книги. «Я согласен с Сапольским, что жизнь без веры в свободу воли не только возможна, но и предпочтительна».
Карузо является содиректором сети «Справедливость без возмездия» , которая выступает за такой подход к преступной деятельности, который отдает приоритет предотвращению будущего вреда, а не возложению вины. По его словам, сосредоточение внимания на причинах агрессивного или антиобщественного поведения вместо удовлетворения желания наказания «позволит нам принять более гуманные и эффективные методы и политику».
Их точка зрения во многом является точкой зрения меньшинства.
Сапольски — «замечательное объяснение сложных явлений», — сказал Питер У. Це , нейробиолог из Дартмута и автор книги 2013 года «Нейронная основа свободной воли». «Однако человек может быть как гениальным, так и совершенно неправым».
По словам Це, нервная активность сильно варьируется: идентичные входные сигналы часто приводят к неидентичным реакциям у отдельных людей и популяций. Правильнее рассматривать эти входные данные как определяющие параметры, а не как определяющие конкретные результаты. Даже если диапазон потенциальных результатов ограничен, в игре слишком много изменчивости, чтобы думать о нашем поведении как о предопределенном.
Более того, по его словам, это вредно.
«Те, кто продвигает идею о том, что мы не что иное, как детерминированные биохимические марионетки, несут ответственность за усиление психологических страданий и безнадежности в этом мире», — сказал Цзе.
Даже те, кто считает, что биология ограничивает наш выбор, опасаются, насколько открыто нам следует это признать.
Саул Смилански, философ из Хайфского университета в Израиле и автор книги «Свобода воли и иллюзии», отвергает идею о том, что мы можем по своей воле преодолеть все генетические и экологические ограничения. Но если мы хотим жить в справедливом обществе, мы должны верить, что можем.
«Потеря всякой веры в свободу воли и моральную ответственность, вероятно, будет катастрофической», — сказал он, а поощрять людей к этому «опасно и даже безответственно».
Широко цитируемое исследование 2008 года показало, что люди, которые читали отрывки, отвергающие идею свободы воли, с большей вероятностью обманывали на последующем тесте. Другие исследования показали, что люди, которые чувствуют меньше контроля над своими действиями, меньше беспокоятся об ошибках в своей работе, и что неверие в свободу воли приводит к большей агрессии и меньшей готовности помочь.
Сапольский обсуждает подобные проблемы в своей книге и в конечном итоге приходит к выводу, что эффекты, наблюдаемые в таких экспериментах, слишком малы, а их невоспроизводимость слишком велика, чтобы поддерживать идею о том, что цивилизация рухнет, если мы будем думать, что не можем контролировать свою судьбу.
Более убедительная критика, по его словам, красноречиво сформулирована в рассказе «Чего от нас ждут» писателя-спекулятивного фантаста Теда Чанга. Рассказчик описывает новую технологию, которая убеждает пользователей, что их выбор предопределен, открытие, которое лишает их воли к жизни.
«Очень важно вести себя так, как будто ваши решения имеют значение, — предупреждает рассказчик, — даже если вы знаете, что это не так».
Самый большой риск отказа от свободы воли, признает Сапольски, заключается не в том, что мы хотим делать плохие вещи. Дело в том, что без чувства личной свободы воли мы не захотим ничего делать.
«Может быть опасно говорить людям, что у них нет свободы воли», — сказал Сапольски. «В большинстве случаев я действительно думаю, что это чертовски более гуманно».
Сапольски знает, что ему не удастся убедить большинство своих читателей. Трудно убедить пострадавших людей в том, что преступники заслуживают меньше вины из-за своей истории бедности. Еще труднее убедить богатых, что их достижения заслуживают меньше похвал из-за их привилегированной истории.
«Если у вас есть время расстраиваться из-за этого, вы один из счастливчиков», — сказал он.
По его словам, его истинная надежда — усилить сострадание. Возможно, если люди поймут, насколько глубоко ранняя травма может перепрограммировать мозг, они перестанут жаждать суровых наказаний. Возможно, если кто-то поймет, что у него такое заболевание мозга, как депрессия или СДВГ, он перестанет ненавидеть себя за то, что ему приходится бороться с задачами, которые другим кажутся более легкими.
Точно так же, как предыдущие поколения думали, что припадки вызваны колдовством, некоторые из наших нынешних представлений о личной ответственности могут в конечном итоге быть разрушены научными открытиями.
Мы — машины, утверждает Сапольски, исключительные в нашей способности воспринимать собственный опыт и испытывать эмоции по поводу него. Бессмысленно ненавидеть машину за ее недостатки.
Есть только одна последняя проблема, которую он не может решить.
«Логически неоправданно, нелепо и бессмысленно верить в то, что с машиной может случиться что-то «хорошее», — пишет он. «Тем не менее, я уверен, что хорошо, если люди будут чувствовать меньше боли и больше счастья».
