Искать просветления — это довольно странно. Статистически в эту авантюру по-настоящему втягивается лишь небольшая горстка людей. — Людей религиозных сюда не включаем, поскольку они ничего такого не ищут, а просто оформляют для себя божественную страховку — этакое духовное КАСКО.
С психологической точки зрения, поиск просветления — это тоже весьма странное явление. С какого это перепугу можно захотеть искать кнопку самоуничтожения? А с позиции обычного здравого смысла, вообще не понятно, как можно вляпаться в такую глупость — поверить в сказки о каком-то там мифическом пробуждении и отправиться на поиски того, не знаю чего, туда, не знаю куда, затем, не знаю зачем. Как ни посмотри, есть во всех этих поисках какой-то большой подвох.
Может ли человек бояться смерти? На субъективном уровне мы вроде бы легко обнаруживаем страх перед этой неизбежной перспективой, да. В большей или меньшей степени это переживание знакомо всем. Но можно ли действительно бояться того, о чем у нас нет никакого представления? Вернее сказать, того, о чем у нас только это и есть — заочные, непроверенные, заведомо надуманные представления? Не боимся ли мы в таком случае своих представлений, а не самой буквальной смерти?
Никто не знает, что такое смерть. Никто из ныне живущих там не был. И уж тем более никто там не был два раза. А те, кто описывает «посмертный опыт» с темными тоннелями, светом и ангелами… они ведь в итоге выжили, да? То есть все-таки не умерли. Тогда какое отношения эти их видения имеют непосредственно к смерти? К умиранию, может быть, но никак не к смерти.
Но со смертью в общем-то все просто. За страхом прекращения жизни маскируются другие гораздо более простые и понятные переживания. А на фактическую смерть они только проецируются, точно так же как, например, злость проецируется на никого за свою жизнь не обидевшего волка. Смерть сама по себе тоже никого никогда не обидела, но все черти повешены именно на нее — она в нашем бытовом понимании высшая трагедия и главный ужас бытия.
Примерно то же самое происходит с просветлением. Как можно всерьез искать то, о чем есть лишь смутные, не имеющие ничего общего с реальностью представления? Как можно по-настоящему хотеть непонятно чего? И здесь в общем-то повторяется та же история — люди ищут и хотят не просветления как такового, но своих представлений о нем. Пробуждение — это такой же удобный объект для всевозможных инфантильных проекций, как и смерть. Смерть — воплощение ужаса и тотального поражения, просветление — счастья и высшего жизненного успеха.
Но ни один искатель заведомо не знает, что такое просветление. Знал бы — не был бы искателем. А поскольку его представления о целях и сути поиска ошибочны, то он практически обречен на поражение, потому что ищет совсем не того и совсем не там. Только счастливая случайность может вышибить дурь из его головы и переключить внимание с погони за смутными представлениями на… внимательное исследование того, что уже есть. Прямо тут и прямо сейчас под самым носом. Просветления невозможно «достичь», можно лишь обнаружить себя совершенным воплощением этой самой просветленности.
Попробуйте-ка сходу ответить — как вы определяете, что вы не Будда в самом чистейшем дистиллированном виде? Только не надо здесь подсовывать в качестве ответа свои наивные непроверенные представления о том, каково быть Буддой. Попробуйте определить это достоверно, а не на уровне поверхностных домыслов.
И вот здесь начинается такое странное, до которого всем прочим нашим странностям очень и очень далеко…
Начнем, как обычно, с более простого и привычного примера. Всех нас воспитали наши родители или те, кто их нам заменял. Общество, телевидение, школа, интернет. Нас научили различать добро и зло, нам всучили ориентиры, по которым положено выбирать свой путь в жизни. И все это здорово — так и происходит встраивание нового неоперившегося еще человека в имеющуюся социальную систему. Нас учат общим правилам игры, ровно так же, как волки учат своих волчат правилам стаи. Никакой проблемы здесь нет.
Затем мы взрослеем и обнаруживаем, что правила далеко не всегда можно соблюсти, и далеко не всегда стоит это делать. Если к этому открытию нас подготовили заранее, то все проходит гладко — мы естественным образом корректируем свою систему координат в соответствии с теми правилами, которые нам диктует новая ситуация. То, чему нас научили в детстве, подходит только для какого-то усредненного общего случая, а реальная жизнь практически полностью состоит из исключений.
Если же наши воспитатели в своих усилиях наставить нас на путь истинный были чересчур жестки и догматичны, то мы неизбежно оказываемся в ситуации невроза. Переменчивые обстоятельства жизни требуют постоянной корректировки поведения, но если мы не можем позволить себе отказаться от заученных правил, то это приводит к нарастанию внутреннего конфликта. Мы страдаем от того, что пытаемся быть теми, кем нас научили быть, в ситуации, где быть таким человеком не удобно, не выгодно или вообще невозможно.
С психологической точки зрения, человек застрявший в навязанном ему воспитании называется инфантильным — его развитие остановилось в детстве, он не накапливает и не ассимилирует свой собственный опыт бытия человеком среди людей. Как заколдованный он механически воспроизводит поведенческие сценарии, которым научился где-то в далеком детстве.
Субъективно это состояние переживается как ощущение несвободы, связанности чужими ценностями, мнениями и оценками. И в этом состоянии человек может остаться до самой старости и в этом же состоянии умереть. Этой вот проблемой и занимается обычная психология (в хорошем смысле) — помогает человеку отлипнуть от навязанных представлений о жизни, о добре и зле, о правильном и неправильном, и произвести самостоятельную осознанную переоценку собственных ценностей.
Как это происходит? Допустим, нас угораздило родиться в семье мягких доброжелательных, не склонных к насилию людей, и нас научили считать, что быть агрессивным это плохо. Нужно быть добрее к людям, относиться к ним с пониманием, не обижать, уважать — и все такое прочее. Хорошие вроде бы установки, но в реальной жизни они верны только в определенной среде — в среде таких же дружелюбных и доброжелательных людей. В армии или тюрьме, или просто в жесткой среде бизнеса и конкуренции с такими взглядами на жизнь можно очень сильно пролететь.
И если эти ценности в нас не вколачивали железной рукой и не грозили нам карами небесными за их несоблюдение, то мы быстро поймем на собственном опыте условность и ограниченность этих установок. Если же мы все-таки оказались в заложниках этой идеи об обязательной доброте ко всем вокруг, то мы неизбежно будем постоянно на этом обжигаться. И тут два варианта — либо мы продолжаем цепляться за свою веру и обречены быть несчастными до самой смерти, либо же мы начинаем задаваться вопросами о верности своих установок и постепенно приходим к более зрелой и цельной картине мира, где есть место и добру, и злу одновременно. Либо мы застреваем в этом конфликте реальности и фантазий о ней, либо мы выходим за его пределы — взрослеем и видим мир шире, яснее.
Ключевой момент здесь — в сопоставлении своих представлений о жизни со своим же непосредственным опытом. То есть весь смысл взросления не в том, чтобы заменить детские представления о жизни взрослыми, а в том, чтобы вообще перестать жить одними лишь представлениями и начать воспринимать свой собственный опыт, и на его основе делать свои собственные выводы, даже если они будут расходиться с имевшимися ранее установками и верованиями.
Психологически взрослый человек отличается о человека инфантильного тем, что имеет мужество и мудрость жить своей собственной головой, опираясь на свой собственный опыт, вместо того, чтобы отвернуться от себя и жить правилами и наставлениями полученными где-то в своем трудном детстве.
Опыт и представления. Взросление и инфантильность. Реальность и фантазии. Здоровье и невроз. Вот с чем приходится иметь дело психологам, и если они свое ремесло изучали не по глянцевым журналам, то работа их будет направлена на достижение большей осознанности, большего доверия своему личному опыту и на выстраивание более реалистичной и гибкой картины мира. Когда эту задачу удается решить, жить человеку становится намного проще и веселее.
Полагаю, здесь все должно быть понятно без дальнейшего углубления в тему. Но еще раз обращаю внимание на то, что именно противопоставляется условным или откровенно ложным представлениям о жизни — непосредственный личный опыт. Не опыт психолога, а опыт самого пациента. Только свой непосредственный опыт можно противопоставить устоявшимся верованиям, в противном же случае произойдет не взросление, а подмена одних условных представлений другими, более красивыми, но такими же условными. К сожалению, психологи часто путают божий дар с яичницей и вместо освобождения своих пациентов от всякого воспитания, сами становятся воспитателями и тем самым обрекают их на новый виток мучений и внутренних конфликтов.
И вот отсюда мы можем перейти к основной теме разговора. Невротик по какой-то причине оказывается в ситуации недоверия к себе и полного игнорирования своего собственного непосредственного опыта. Если чувства говорят «Бей!», а воспитание шипит — «Терпи!», он оказывается буквально парализован и, скорее всего, сам будет крепко за это бит. Опыт и чувства говорят одно, воспитание и страх оценки, говорят другое. Фактическая реальность игнорируется ради сохранения фантазий о том, как все должно быть. Игнорирование реального себя ради мечты об идеальном себе.
Это противопоставление, конечно же, весьма условное. И если вы это ясно видите, очень хорошо. Но не спешите отмахиваться и проследите все-таки, к чему именно это искусственное противопоставление здесь приведено в пример. Ну, а если все эти рассуждения кажутся абсолютно складными, тоже хорошо — просто следите за мыслью дальше.
Итак, двигаемся дальше. Если с воспитанием в нас системы оценок и ценностей все понятно, то пора обратить внимание на тот факт, что, прежде чем обычный воспитательный процесс станет возможен, требуется провести воспитание иного рода — ввести в сознание и наполнить смыслом некоторые фундаментальные установки и представления. На этом этапе ребенка учат различать отдельные объекты, отличать маму от папы, живое от неживого, свое от чужого, себя от не-себя. В оборот вводятся те самые базовые понятия, без которых ни о каком ценностном воспитании не могло бы быть и речи.
Шаг за шагом ребенка обучают той самой картине мира, которую разделяем мы все. И если на счет относительности добра и зла мы можем с удовольствием подискутировать, наслаждаясь своим инакомыслием, то иллюзорность и относительность материальной вселенной со всеми ее физическими законами с вами всерьез обсуждать никто не станет. А если вы будете настаивать, то здесь недалеко будет и до чистой светлой комнаты с мягкими стенами.
И не надо тут ссылаться на квантовую физику — даже самые продвинутые в этой теме ученые абсолютно убеждены в своем личном физическом существовании и ничего с этой верой поделать не могут. Рассуждать о голографической вселенной далеко не то же самое, чтобы признать себя самого голограммой. Все их рассуждения о иллюзорности бытия чисто теоретические, а не обнаруженные на собственном опыте. Цифры просто так сошлись. А переполненные иллюзиями мозги остались на месте.
Обучение привычной картине мира сидит в нас так глубоко, что мы ее считаем самой объективной реальностью, переживаемой в непосредственном опыте. И это и есть та грань, которая отделяет пробужденное сознание от еще спящего. Обычный человек перестает различать свой собственный непосредственный опыт и ту интерпретацию, которая на него наложена. Интерпретация принимается им за первоначальный опыт. И как только это случается на каком-то этапе развития и воспитания, так сразу же человек оказывается внутри истории — сам становится узником темного подземелья.
И вот эта неспособность различить свой опыт и свою же интерпретацию, неспособность определить, где заканчивается одно и начинается другое — это до жути диковинная штука. А если сюда добавить ее следствие, то это начинает выглядеть вообще какой-то пугающей фантасмагорией. Дело в том, что погрузившись в мир интерпретаций, человек теряет всякий интерес к своему непосредственному опыту. Интерпретация кажется ему настолько настоящей и реальной, что исчезают всякие вопросы о природе бытия. Эта самая природа кажется абсолютно очевидной — протяни руку и дотронься!
И ужас этой ситуации вовсе не в том, что заслон иллюзий и интерпретаций так уж непроницаем. Как раз наоборот — он настолько эфемерен и прозрачен, что разглядеть за ним исконную реальность не составляет никакого труда. Достаточно легкого ветерка сомнений, чтобы все эти иллюзии развеялись в один миг. Но вот это и удивительно — доверие этим иллюзиям так велико, что очень мало у кого возникает хотя бы малейший повод в них усомниться. Ну, как можно засомневаться в том, что вода мокрая, а стены твердые? Как можно засомневаться в реальности всего вокруг?
Это и есть главная сложность — позволить себе усомниться в самых основах привычной картины бытия. И если на обычном психологическом уровне бывает очень сложно усомниться в своей системе координат и признать относительность всякого добра и зла, представьте, насколько психологически и технически сложным будет допустить относительность всей привычной картины мира целиком.
Психологическое становление — это освобождение от полученного воспитания, выход за пределы своей закостенелой системы ценностей и обнаружение новой опоры в своем личном жизненном опыте.
Духовное становление — это постепенный выход из-под власти привычной картины мира, включающей в себя веру в материальную вселенную, собственную отдельность, субъектность и автономность своего поведения. Та самая теория, в которую нас учат верить гораздо раньше, чем мы учимся верить в добро и зло. Теория, которая на уровне непосредственного опыта абсолютно никак и ничем не подтверждается.
Обратите на это внимание еще раз. На психологическом уровне единственное, что можно противопоставить надуманным ценностям, это свой личный опыт — свои фактические чувства и реакции в той или иной ситуации. Это единственная твердая точка опоры, единственное, что не относительно и потому не иллюзорно. И все психологическое взросление сводится именно к этому — к осознанию себя самого, как единственной реальной и достоверной точки отсчета.
На уровне до-психологическом или вне-психологическом все работает точно так же. Мы живем в мире, который нас научили видеть, и полностью теряем связь со своим непосредственным опытом бытия. Интерпретация заменяет нам реальность, что неизбежно приводит к постоянным столкновениям, неуверенности и страхам. Ни одна интерпретация не может угнаться за реальностью, а значит, на каждом углу нас подстерегают ошибки и разочарования.
И вот отсюда можно уловить направление работы, которое ведет к пробуждению. Все, что для этого требуется — это исследование собственного опыта. Того опыта, который находится под самым носом параллельно с висящей воздухе дымкой интерпретаций. И нет никакой проблемы в том, чтобы этот опыт обнаружить, потому что нет ничего другого, кроме этого самого опыта. Обнаружить надо только черту между опытом и интерпретацией, между первоначальным переживанием и тем, какие мысли и идеи возникают по этому поводу.
Именно об этом была речь выше по тексту. Наши интерпретации говорят нам о том, что мы — отдельные автономные существа в материальной вселенной, обладающие личным самосознанием и свободой самоопределения. И эти же интерпретации рассказывают сказку о том, что мы можем просветлеть и от чего-то куда-то пробудиться. Но в непосредственном опыте этому нет ни единого подтверждения, поскольку весь опыт беспристрастно и с абсолютной ясностью сообщает лишь об одном — ты уже есть и всегда был тем самом, что пытаешься себе вообразить, читая сказки о просветлении. Ты уже Это, ты всегда был именно Этим, ты не можешь быть ничем, кроме Этого, и вообще нет ничего, кроме Этого.
И это простое осознание висит у нас перед самым носом, написанное огненно красными мигающими буквами, окруженное воем сирен, грохотом петард и вспышками фейерверков… и все-таки мы совершенно его не замечаем. И вот это действительно пугающе странная штука. Весь опыт говорит нам только об Одном, но нам до этого нет никакого дела. И даже, когда мы со всей искренностью отправляемся на поиски Просветления, то ищем мы его где угодно, но только не у себя под носом… и именно поэтому ничего не находим.
